Проснувшись, зевнул и сладко потянулся Дима. В ответ послышался протяжный зевок Плутона, спавшего у выходной двери, возле скафандров, стоящих там, как рыцари на страже. Иван Павлович решил, что скафандры должны быть именно здесь, у выхода, в собранном виде, готовые к употреблению в случае экстренной надобности.
— Проснулся, герой? — спросил Иван Павлович, выключив моторы и вставая. — Отдохнул? Хорошо поспал?
— Отлично, Иван Павлович! — бодро ответал Дима. — Почему мы остановились? Приехали?
— Приехали к самому синему морю. Пойдем смотреть его.
Майор открыл выходную дверь и первым ступил на лед.
— Какая красота! — проговорил он.
— Ой, как красиво! — восхищенно воскликнул Дима, спускаясь со ступенек. — Что это, Дмитрии Александрович? Иван Павлович?.. Сколько радуг, сколько солнц… А! Вспомнил! Вспомнил! Это гало, правда?
Солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом, но уже заметно склонялось к западу. Но настоящее солнце не сразу можно было найти среди хоровода его радужных подобий, блиставших на небосклоне. Настоящее солнце концентрически окружали два радужных кольца: одно, поуже, — внутреннее, другое, более широкое, — внешнее. Обращенные к солнцу стороны колец были окрашены в густой красный цвет, который постепенно и нежно сменялся всеми красками спектра до голубоватого, незаметно сливавшегося с небом. Две белые полосы крестом пересекали и солнце и радужные кольца вокруг него: одна, с запада, поднималась через солнце к зениту, теряясь в синем небе, другая тоже шла через солнце, параллельно горизонту. Шесть нежно окрашенных во все цвета радуги ложных солнц стояли в точках пересечения белых полос с окружающими настоящее солнце радужными кругами. От каждого ложного солнца тоже отходили небольшие яркорадужные дуги.
Радуги, радуги, радуги… Всюду, куда ни бросишь взгляд, видишь перед собой геометрическое сплетение радуг — больших и маленьких, широких, как флаги, и узких, как ленты…
Вся западная половина неба была полна такого великолепия и богатства красок, что даже видавший виды Иван Павлович стоял, пораженный этим зрелищем.
— Такое гало не часто увидишь, — сказал наконец моряк. — Чаще всего бывает по одному бледному радужному кольцу вокруг солнца да по одному ложному солнцу с боков. Фу, даже шея онемела!.. Во всяком случае, дорогие товарищи, поздравить нам себя не с чем.
— Почему так? — спросил майор.
— Примета такая. Гало почти всегда предшествуют циклонам. или антициклонам Ждите шторма.
— М-да… Приятного мало, — проговорил майор.
— А отчего они появляются, Эти гало? — спросил Дима.
— А очень просто, товарищ полярник. Мороз крепчает, день ясный, и солнце стоит невысоко над горизонтом. Стало быть, солнечные лучи проходят на пути к нашему глазу сквозь нижние слои воздуха, где больше всего мельчайших кристалликов льда. А каждый ледяной кристаллик — это призма, которая преломляет белый солнечный луч, разлагает его на все составные цвета и образует радугу.
— Да, да! — живо подхватил Дима. — Это как всякая треугольная стеклянная призма. И на стене и на полу получается радуга, если перехватить призмой солнечный лучик между щелкой в закрытом окне и стенкой.
— Вот-вот… Ну что же, Дмитрий Александрович, — обратился Иван Павлович к майору, — давайте решать: останемся здесь на ночь или пойдем дальше?
— Что? — не сразу пришел в себя майор. — Ах, да… Ну что же… Как хотите. Мне только кажется, что вам следовало бы отдохнуть.
— Пустяки, — махнул рукой Иван Павлович. — Мне нужно было только размяться после неподвижного сиденья в кресле. Поедем! Используем погоду. Завтра кто знает, какая будет… Солнышко еще часа три посветит, а в сумерки остановимся на ночлег.
Вездеход быстро пошел на юг. Справа шумело море, а слева тянулись торосистые поля. Путешественников долго сопровождало роскошное гало, пока наконец машина не повернула на юго-восток, и гало скрылось за высокими хребтами торосов.
В кресле водителя сидел Комаров, а Иван Павлович показывал ему, как и в каких случаях пользоваться кнопками и рычажками доски управления.
— Все это очень просто, Дмитрий Александрович. Надо только запомнить, для чего предназначены каждая кнопка и рычажок, и потренироваться, чтобы быстро находить их.
— Да, — улыбнулся Комаров. — Боюсь только, что потренироваться-то я не успею. Дела ждут, Иван Павлович. Дела, не терпящие отлагательства. Хочу надеяться, что нас быстро разыщут и мы вырвемся отсюда.
— Понимаю, понимаю, Дмитрий Александрович, — почему-то понизив голос, проговорил Иван Павлович. — От всей души желаю этого. А теперь позвольте сменить вас. А то мы слишком медленно идем, и время уходит.
— Вот и тренируйся с вами! — рассмеялся майор, уступая место Ивану Павловичу. — Очень вы жадный…
Дима играл с Плутоном, поглядывая на Ивана Павловича. Когда Комаров оставил моряка одного и направился в «кухню» готовить ужин, Дима подошел к креслу, оглянулся и, наклонившись к Ивану Павловичу, тихо и горячо заговорил:
— Иван Павлович… Вы мне правду скажите… Вы, наверное, думаете, что это мне со страху показалось. Ну, честное пионерское, я видел медведя, как вас сейчас вижу! А вы говорите — мираж…
Иван Павлович с чуть заметной усмешкой посмотрел искоса на Диму.
— Ну, что ты, братец, за чудак такой! — тоже тихо ответил он. — Зачем мне тебе неправду говорить? Честное слово полярника — это был мираж. Такая же примерно история, как сейчас вот с этим гало. Только здесь причина в ледяных кристалликах, а там — в мельчайших капельках воды, плавающих в воздухе и образующих туман. Такое же преломление лучей. Этих случаев бывает много в Арктике. Простой камень превращается в избушку. Идешь-идешь в тумане к такой избушке и ничего, кроме камня, не находишь. А то, бывает, плывешь на шлюпке среди льдов, и вдруг вырастает перед тобой ледяная отвесная стена. Шапка валится с головы, когда хочешь посмотреть, какой она высоты. Подъедешь поближе — оказывается, просто отвесный край ледяного поля. И всего-то он в метр высоты над водой. А тебе вот чайка показалась медведем. Все это — миражи, обманы зрения. А ну-ка, погоди… Здесь, пожалуй, трудновато будет пройти машине, торосы почти к самому краю льда подошли. Неужели возвращаться придется?